Культ св. Доротеи в Тевтонском ордене конца XIV - начала XV вв.: опыт реконструкции психосоциальных установок.

Формирование культа св. Доротеи [1] в Пруссии привлекало мало внимание исследователей истории Тевтонского ордена [2]. Видимо, это было связано с тем, что канонизация святой завершилась лишь в XX веке (1976 г.), т.е. спустя несколько столетий после секуляризации земель ордена в Пруссии. Между тем начало канонизации Доротеи было положено именно в орденской Пруссии в конце XIV в., в 1395 г.  Этому процессу значительно поспособствовал великий магистр ордена Конрад Юнгинген (1393-1407), от чьего имени было направлено три письма в Рим с соответствующим ходатайством о канонизации [3]. Завершению процессу канонизации в то время помешала потеря в папской канцелярии собранных документов, которые были обнаружены только в 1486 г. [4] Дальнейшую судьбу причин отсрочки проследить сложно. Вероятно, общее снижение интереса к этой святой в последующее время отложило ее канонизацию.

Хотя в календаре ордена так и не появился день почитания блаженной Доротеи, тем не менее, о степени поклонения свидетельствует ее изображение в спальне великих магистров в Мариенбурге наряду с другими патронессами [5], указанные письма великого магистра, а также инициированные папской комиссией по канонизации протоколы допросов свидетелей чудес Доротеи, среди которых упомянуты гебитигеры ордена [6]. О значении роли Доротеи для ордена и Пруссии говорит и то, что процесс канонизации был инициирован практически сразу же после смерти блаженной.

Таким образом, очевидно, что на протяжении небольшого промежутка времени Доротея была достаточно значима для Тевтонского ордена в Пруссии. Однако причины этого интереса со стороны братии не совсем ясны.

В отличие от, например, св. Елизаветы, Доротея была связана с орденом только местом происхождения; в отличие от Св. Варвары - Доротея не способствовала никаким победам [7], да и не была канонизированной святой, чтобы быть воспринятой как патронесса. Остается искать причины почитания блаженной в самом подвижничестве Доротеи из Монтау, а значит, формирование ее культа неминуемо пересекается с вопросами ментальности самих братьев ордена периода конца XIV – нач. XV века (до Грюнвальдской битвы), поскольку должно было произойти совпадение ее образа с ценностными ориентациями самих братьев ордена. Этот аспект при анализе культа Доротеи приобретает большую актуальность, если учесть, что хроники ордена конца XIV - начала XV века в отношении репрезентации ценностей братии, а также представления их психоэмоционального состояния по сравнению с хроникой Петра из Дусбурга - малоинформативны.

Тем временем орден впервые сталкивается с событиями, которые ставят под вопрос основы его существования. В силу же сухости языка орденских источников сложно проследить, как это отразилось на мировоззрении братии.

В 1386 г. Литва приняла Христианство. Однако само по себе это событие до поры до времени не угрожало существованию ордена. И до этого были попытки перехода в Христианство со стороны литовских князей, тем не менее, все они носили характер политической игры, а потому очередное принятие Христианства не доказывало истинность намерений короля Ягайло.

Между тем, если смена религии в Литве могла быть мнимой, то появление грозного и могущественного соседа в лице Польско-Литовского государства, основанного на личной унии, уже не могло не угрожать существованию Тевтонского ордена на берегах Балтики.

Насколько серьезной воспринималась эта угроза видно в последующих действиях великих магистров. В 1386 г. орден взамен на финансовую помощь заключил ряд договоров с герцогством Померанским, которое в случае войны с Ягайло гарантировало свободный проход войск ордена, было готово предоставить наемников, а также заключало союз с орденом против Ягайло, который поддержали города Трептов и Камин [8]. Несколько лет спустя подобный же договор был повторен [9].

Следует упомянуть, что событие 1386 г. начинает приобретать в Христианском мире определенное значение. Спустя несколько лет после официального принятия Христианства папство увидело серьезные подвижки в сторону расширения католической веры [10]. С конца XIV века встречаются первые запреты на военные действия против Литвы.

Появление мощного противника вынуждало орден увеличивать и свои военные силы. С начала XV в. орден обращается за помощью к наемникам [11]. Рыцари ордена пусть медленно, но зато очевидно вытесняются с поля битвы, что не могло не сказаться на самовосприятии, идентичности, братьев-рыцарей, одна из составляющей которого были психосоциальный установки, связанные с проявлением мужества на поле боя.

С конца XIV века Польша и Литва предпринимают попытки на международной арене устранить орден с берегов Балтийского моря, апеллируя к отсутствию оснований для его пребывания в этих землях. И если мотивация Польши очевидна, то поддержка этой политики другими европейскими монархами требует особой оговорки и может быть понята в контексте реальной угрозы со стороны турок. Еще в 1358 г. в качестве условия принятия христианства литовские князья требуют перемещения ордена на юг их территорий для борьбы с монголами. В 1397 г. король Венгрии Сигизмунд призвал тевтонских рыцарей на охрану своих южных границ против турок. А в 1414 г. Ягайло вел переговоры с Данией о переносе ордена на Кипр и Родос к госпитальерам.

В таких условиях, чтобы иметь основания для пребывания в Прибалтике, орден шел на переговоры со своими противниками – литовскими князьями, боровшимися с Золотой Ордой. В 1398 г. был заключен договор с Витовтом для того, чтобы оказывать ему поддержку в этой борьбе. Небольшой отряд рыцарей ордена даже принимал участие в битве на Ворскле (1399) [12].

Внутри Пруссии также не всё было спокойно. Земельное рыцарство, ощущая притеснения со стороны ордена, для отстаивания своих прав создает в 1397 г. Союз Ящерицы [13]. И хотя до Грюнвальдской битвы Союз Ящерицы не был замечен в конфронтации с орденом, появление Союза в это время – свидетельство определенной напряженности в отношениях между сословиями и орденом.

На этом фоне в конце XIV – нач. XV вв. Пруссия переживает поистине расцвет религиозной жизни, что свидетельствует об изменениях в общей психоэмоциональной атмосфере жителей этой земли.

В 1379 г. орден получает мощи св. Екатерины от императора Карла IV [14]. А в 1380 г. недалеко от Данцига открывается монастырь Мариенпарадиз ордена картезианцев, которые посвящали все время уединению и созерцанию, занимались духовным совершенствованием. В 1389 г. папа Урбан VI дает разрешение на выставление реликвий в Мариенбурге [15].

В 1396 г. был основан монастырь Мариенбрунн (Fons Mariae) ордена биргиттинок в Данциге. До этого еще, при жизни Доротеи, в Пруссии имели широкое хождение «Откровения» св. Биргитты. Как результат, Мариенбрунн был третьим монастырем ее ордена (два других в Швеции и Риме). Особое внимание к Биргитте в Пруссии было также связано и с тем, что через Данциг из Рима пролегал путь, по которому перевозили мощи святой в Швецию в 1373-1374 гг. О степени распространенности культа Биргитты в Пруссии говорит то, что сама Доротея почитала ее образцом и примером [16].

Отступление, связанное с именем Биргитты, вызвано еще и тем, что она оказала существенное влияние на восприятие всего крестоносного движения в Прибалтике.

При жизни Биргитта (1303-1373), будучи фрейлиной шведской королевы, занимала активную позицию в вопросах политики при дворе короля Магнуса II Эрикссона. Она поддерживала идею справедливой войны, поэтому осуждала походы короля 1348 и 1350-1351 гг. на Русь. Появившаяся в это время вторая книга ее «Откровений» на долгие годы определила восприятие крестоносного движения не только в Швеции, но и по всей Прибалтике.

«Ранее, говоря о пчелах, я показал тебе, что они получают три преимущества от своей королевы. Ныне говорю тебе, что крестоносцы, которых я поместил по краям христианских земель, должны быть такими же пчелами. Но они же сражаются против меня, ибо они не заботятся о душах тех, кого они обратили от заблуждений в католическую веру и ко мне, и у них нет сострадания к их телам. Они угнетают их тяготами и лишают их свобод. Они не наставляют их в вере, но лишают их таинств и посылают их в ад с таким гневом, будто те все еще придерживаются своих языческих традиций. Более того, они воюют только для того, чтобы увеличить свою гордыню и алчность. Поэтому настанет время для них, когда будут разбиты их зубы, отрублена правая рука и раздроблена их правая ступня, но так чтобы они при том оставались живы и в сознании» [17], - говорится в «Откровениях» Биргитты.

Эти слова Христа, который во время видения обратился к святой, воспринимались и как обвинение в сторону Тевтонского ордена. А после Грюнвальдской битвы не было и сомнений, что осуществилось предсказание в отношении ордена. Польский король даже намеревался на месте битвы установить часовню в честь св. Биргитты [18].

Когда в 1427 г. некий монах картезианского монастыря, расположенного в Пруссии, представляет своё «Наставление» великому магистру Паулю фон Русдорфу в ответ на призыв последнего пояснить причины плачевного положения дел, картезианец для убедительности апеллирует к «Откровениям» Биргитты, практически слово в слово повторяя пассаж лишь с добавлением прусских реалий: «Примите к сердцу (обращение к великому магистру – А.К.), что блаженная Биргитта об этом написала, сам Бог ей открыл и посетовал во второй книге ее откровения в 19 главе, где ей Господь сказал: Ранее я говорил тебе о пчелах, от которых в ульях исходит троякая польза. Но ныне тебе говорю я, что такими пчелами должны быть крестоносцы, которых я послал в места христианской земли. Но они сражаются ныне против меня, тем, что они не обращают внимание на душу, или не имеют сострадания к тем, кого они обратили в веру. Они отягощают и подавляют их различными тяжелыми работами, отчуждают их свободу и не наставляют в вере, обращаются с ними так, будто те не нуждаются в таинствах и посылают их с большим старанием и усердием в ад, словно те еще остаются в своем язычестве. И ведут они войны и сражаются не иначе, как устанавливая и укрепляя свои высокомерие и алчность. И потому придет время, когда будут разбиты их зубы, будет отрублена правая рука и раздроблена правая ступня, но все это так, чтобы были они еще в сознании и живы. Также восклицает эта провидица: то же происходит и в Пруссии, говорит эта провидица, и прошло уже более чем сто лет, как умерли те первые, которые впервые заняли эту землю, и вскоре после этого возникли высокомерие, алчность, и уже не стремились более к спасению бедных пруссов, а хотели стать их господами. Бог долго и очень много лет терпел, проявляя свою заботу и исполнил справедливое: зубы их были разбиты, правая ступня была раздроблена, в [великой] битве (у Танненберга, где пал гроссмейстер со своими [воинами], в год Господень 1410). Теперь бы нужно глядеть, чтобы не была отрублена и правая рука, а именно земля Прусская, которая для всего ордена является правой рукой» [19].

Косвенные факты говорят о том, что в орденской среде еще до Грюнвальдской битвы должны были быть знакомы с ее «Откровениями». В 1374 г. некий nuncius cruciferorum, вероятно, прокуратор Тевтонского ордена при Папском престоле, передал копию ее «Откровений», которая была помещена в Оливский монастырь. Мариенбрунн был основан в уже существующем доме магдалинок, которые также были хорошо знакомы с трудами Биргитты [20]. А у епископа Иоганна Помезанского, занимавшего кафедру с 1376 по 1409 г., в распоряжении была ее книга «Откровений» [21].

В такое сложное и насыщенное событиями время и появилась Доротея. Оформление ее подвижничества должно было быть закономерным явлением, выражением социальных настроений, царивших в этот период в Пруссии, дополнительным подтверждением чему служит и расцвет религиозной жизни. Становление Доротеи как блаженной способствовал и ее личный опыт.

Она родилась в семействе зажиточного крестьянина, переселенца из Голландии. Под давлением родителей в 17 лет вышла замуж за горожанина Данцига, мастера по изготовлению мечей Адальберта. В социальном плане ее жизненный путь охватывал несколько типичных жизненных стратегий для прусского общества. Специфика Пруссии заключалась в том, что здесь, в отличие, например, от Ливонии, переселенцами из Европы было и городское и сельское население. Данциг, в который она переселилась, был самым крупным и сильным городом государства Тевтонского ордена, способным отстаивать свою позицию у сюзерена. В результате она побывала как в одной социальной группе, так и в другой, тем самым схватывая ожидания разных слоев общества.

У Доротеи было девять детей, четверо из которых умерли в младенчестве, еще четверых унесла чума 1383 года. И хотя по источникам не прослеживается влияние «черной смерти» на социально-психологические настроения в Пруссии, в том числе по отношению к ордену, нельзя исключать в них эсхатологического компонента.

В 1389 г. Доротея вместе с несколькими жителями Данцига совершила паломничество в Рим. В ее отсутствие скончался муж. По возвращению в 1390 г. свою оставшуюся дочь – Гертруду, она отдала в монастырь и раздарила своё имущество. Получив разрешение епископа, в 1393 г., при поддержке своего духовника Иоганна Мариенвердера она была замурована в келье. В келье, в которой она была заключена, было три окна: на крестовый ход, в капеллу, и на улицу. Сутью подвижничества стали самоистязания [22] и мистические и экстатические переживания, которые уже после смерти записал ее духовник.

Любопытно, что, несмотря на интерес к Доротеи со стороны братии, ни в одном из ее переживаний, записанных уже после смерти, нет прямого указания на орден. Существует лишь один пассаж о том, как душу некоего господина G утаскивают черти, в котором издатель источника М. Тёппен угадывает великого магистра Конрада Валленрода (1391-1393). Поскольку согласно орденской историографической традиции этот гроссмейстер не жаловал священников, то по мысли М. Тёппена, святой Доротеи и привиделся такой карающий образ [23].  Однако представляется, что эта позиция недостаточно обоснована и не может быть принята.

К. Гурский считает, что Доротея находилась скорее среди оппозиционно настроенных по отношению к ордену слоев общества [24]. Но в силу неопределенности ее видений сложно трактовать однозначно ее позицию в отношении к ордену.

Каким же образом она могла завоевать такой авторитет среди братии ордена? Здесь следует обратить внимание, что Доротея из Монтау стала по примеру св. Биргитты мистиком, т.е. через свои экстатические переживания напрямую общалась с Богом. Из-за этой связи к ней обращались за советом, и, судя по словам великого магистра Конрада Юнгингена, он также прибегал к ее помощи. В своих письмах он пишет, что Доротея дана ордену и земле Прусской самим небом [25], называет ее «верной защитницей против клеветы» [26].

Появление такой фигуры в Пруссии должно было служить в глазах братии свидетельством внимания со стороны Господа, и быть знаком ощущения праведности их поведения, что было весьма востребовано в изменяющихся условиях бытования ордена в Пруссии в это время, о чем было сказано ранее.

Стремление получить божественное подкрепление своему статусу можно прочитать в словах самого магистра ордена в свидетельских показаниях о чудесах Доротеи. В 1394 г. во время очередного рейза в Литву, войску крестоносцев приходит письмо от помезанского епископа с предсказанием Доротеи о четырех испытаниях в море, на острове, перед неким замком и в некоей роще, и как явствует из протоколов, «если эту четверку войско будет преодолевать, понадеявшись на численность свою и стрелков, то с большим трудом всё пройдет, но если вверит себя и своих [людей] Богу всемогущему, то с Божьей помощью все пройдет легко» [27].

В этом предсказании без труда видна аллюзия на Маккавеев [28], с которыми себя идентифицировали братья-рыцари. Таким образом, аллюзия актуализировала образ братьев-рыцарей, связанный с их позитивной идентичностью.

В то же время присутствие условия, которое представлено в предсказании, уже не могло способствовать однозначной позитивной идентификации братии с идеалом. Предсказание Доротеи неоднозначно. И в этом кроется ключ к расшифровке идентичности братии ордена конца XIV века.

Интерес к мистику, который ведет свой разговор напрямую с Богом, связан скорее со стремлением получить подкрепление своему статусу, поскольку внутренней убежденности, основанной следованию максимам – нет. Неслучайно великий магистр называет ее «верной защитницей против клеветы». Рыцари ордена всё еще ведут борьбу против язычников, но характер этой борьбы изменился: за рейзами в Литву не следует миссионерская деятельность. Изменилась и повседневная жизнь, которая противоречит максимам послушания, бедности и целибата. В ордене становится все более выраженным процесс обмирщение [29]. Уже с середины XIV века в источниках фиксируется первые злоупотребление властью и насилие по отношению к представителям сословий со стороны братьев-рыцарей [30].

С другой стороны, нет еще неоспоримого признака «греховности» рыцарей, что для средневекового сознания, столь остро реагировавшего на символы – было чрезвычайно важно, поскольку именно символ структурировал прежний опыт, как это случилось после поражения в Грюнвальдской битве, одним из подтверждений чему может послужить уже приведенная цитата из «Наставления» картезианца.

Неопределенность положения брата-рыцаря, диссонанс психосоциальных установок [31], подпитывается извне предсказаниями св. Биргитты, пусть еще не столь очевидно относящимися к ордену, однако уже до Грюнвальдской битвы востребованными в Пруссии.

Изменение положения ордена на международной арене, связанное с заинтересованностью императоров Священной Римской империи в крещении Литвы, вылазки на приграничные земли которой продолжает совершать орден, также усиливало эту неопределенность положения брата-рыцаря, поскольку ранее эта тактика подкрепляла его позитивную психосоциальную идентичность, в том числе в глазах императоров.

Мистические откровения были близки братьям-рыцарям еще и потому, что у них не было достаточного интеллектуального багажа, чтобы справиться с диссонансом – отрефлексировать собственное состояние, пусть даже в рамках христианской концепции.

Так как орден долгое время нуждался из-за своей военной составляющей именно в воинах, требования к образовательному уровню кандидатов при вступлении в духовно-рыцарскую корпорацию был низким [32], и со временем критерии еще больше снижались. Во время литургической реформы великого магистра Вернера фон Орзельна обязательное знание Salve Regina было заменено на более простую молитву Ave Maria [33].

От рыцаря требовалось при вступлении в орден физическая сила и здоровье [34]. Поэтому основу ордена составляли так называемые illiterati – безграмотные, не умевшие ни читать, ни писать рыцари. Более того, одна из статей законов ордена запрещала заниматься образованием illiterati без разрешения на то со стороны грамотных братьев (litterae) [35]. Влияние же священников в ордене было не велико.

В этой связи смутные переживания, отголоски которых прослеживаются в проявлении агрессии братии, должно быть, совпадали на уровне бессознательного с экстатическими переживаниями Доротеи. На это же и работает духовная практика блаженной. Она сама себя ограничивает в пространстве, а также истязает себя. Известно, что она прижигала руки и подолгу постилась [36].

Самопожертвование близко поступкам первых орденских рыцарей, образ которых постоянно тиражировался в орденской среде благодаря практике застольных чтений [37].

В то же время аскеза Доротеи могла служить как идентификационный идеал для тех представителей братии, у которых императивные ценности, оформлявшие их идентичность и сформированные еще в ранний период истории ордена (те самые максимы целибата, послушания, нищенствования), были еще достаточно сильны - не подверглись деформации в результате обмирщения. И тогда образ Доротеи становился ориентиром для такой группы братьев-рыцарей.

Таким образом, анализ формирования культа святой позволяет четче прорисовать ментальную матрицу братии ордена времени перед Грюнвальдской битвой, что возможно с учетом контекста социально-культурных и политических изменений в Пруссии конца XIV - начала XV вв.

 

© Котов А.С., 2010
© Бойчук Б.В., 2010
ORDOTEUTONICUS.RU, 2010

 

Иллюстрации

Алтарь в келье св. Доротеи в соборе святого Иоанна (г. Квидзын, Польша). Фото: Marcin n, 18 июля 2006 г.

 

Примечания